На площадке я поворачиваюсь и открываю дверь кладовки, которая находится на длинном узком чердаке. Внутри темно, хоть глаз выколи. Я дергаю за шнурок, вспыхивает голая лампочка. В дальнем конце свалены сложенные шезлонги, на полу, как цветочные горшки, стоят банки с краской и, невероятно, рулоны тисненых обоев с пастушками и аристократами. На полке нетронутый ящик с инструментами Эда. «Что ж, я не умелец, – говаривал он. – С такой фигурой, как у меня, это необязательно».
Я открываю ящик, роюсь в нем.
– Вот. – Дэвид указывает на серебристый пластиковый чехол, из которого высовывается лезвие, и я хватаюсь за него. – Аккуратнее.
– Я вас не порежу.
Я осторожно подаю ему нож, направив лезвие к себе.
– Я о вас беспокоюсь, – фыркает он.
До чего же приятно это слышать!
– Зачем вам этот нож?
Я снова дергаю за шнурок, и падает тьма. Дэвид не двигается.
Пока мы стоим в темноте – я в халате, мой съемщик с ножом, – до меня доходит, что так близко от него я еще не была. Он может меня поцеловать. Он может меня убить.
– Соседский мужик попросил меня помочь. Надо открыть коробки и убрать всякий хлам.
– Какой соседский мужик?
– Он живет в доме через сквер. Рассел.
Дэвид выходит и направляется к лестнице.
– Как он вас нашел? – спрашиваю я, следуя за ним.
– Я развесил флаеры. Он увидел один в кафе или где-нибудь еще. – Повернувшись, Дэвид смотрит на меня. – Вы его знаете?
– Нет, – отвечаю я. – Он вчера заскочил ко мне, вот и все.
Мы снова в кухне.
– Ему надо распаковать коробки и собрать кое-какую мебель в цокольном этаже. Вернусь после обеда.
– Думаю, сейчас вы никого не застанете.
Дэвид, прищурившись, смотрит на меня.
– Откуда вы знаете?
«Потому что слежу за ними».
– Непохоже, чтобы кто-нибудь был дома.
Я указываю на дом двести семь через кухонное окно, и в этот момент гостиная Расселов озаряется светом. Там стоит растрепанный после сна Алистер, между его щекой и плечом зажат мобильный.
– Вон этот мужик, – говорит Дэвид, направляясь к двери в прихожую. – Зайду к вам попозже. Спасибо за нож.
Я собираюсь вернуться к разговору с Эдом. «Угадай кто», – скажу я, теперь моя очередь. Но не успел Дэвид закрыть за собой дверь, как раздается стук. Я иду узнать, что ему еще нужно.
Однако за дверью стоит женщина – стройная Бина, с широко раскрытыми от удивления глазами. Я бросаю взгляд на телефон – ровно полдень. Господи.
– Меня впустил Дэвид, – объясняет она. – Он все краше с каждым днем. К чему это может привести?
– Может быть, тебе следует что-то предпринять на этот счет, – говорю я ей.
– Может быть, тебе следует закрыть рот и подготовиться к упражнениям. Иди переоденься в нормальную одежду.
Я переодеваюсь и разворачиваю свой коврик. Мы начинаем делать гимнастику на полу гостиной. Прошло уже почти десять месяцев, как я познакомилась с Биной, – почти десять месяцев, как меня выписали из больницы с ушибами позвоночника и поврежденным горлом, – и за это время мы привязались друг к другу. Наверное, даже подружились, как считает доктор Филдинг.
– Сегодня на улице тепло. – Она кладет гирю в ложбинку на моей пояснице. У меня дрожат локти. – Надо открыть окно.
– Ни за что, – ворчу я.
– Упускаешь хороший шанс.
– Я многое упускаю.
Часом позже, когда у меня футболка липнет к телу, Бина поднимает меня.
– Не хочешь попробовать этот трюк с зонтиком? – спрашивает она.
Я качаю головой. Волосы у меня приклеились к потной шее.
– Не сегодня. И это не трюк.
– Сегодня подходящий день. Приятная, мягкая погода.
– Нет… у меня… нет.
– Ты перепила.
– И это тоже.
Она легко вздыхает.
– Пробовала сделать это на днях с доктором Филдингом?
– Да, – вру я.
– И как получилось?
– Отлично.
– Много прошла?
– Тринадцать шагов.
Бина изучает меня.
– Ладно. Неплохо для дамы твоего возраста.
– Стареем понемногу.
– А когда у тебя день рождения?
– На следующей неделе. Одиннадцатого. Одиннадцатого одиннадцатого.
– Надо будет сделать тебе скидку для пенсионеров.
Она наклоняется, складывает гири в кейс.
– Давай перекусим, – предлагаю я.
Я готовила не часто – шефом был Эд. А теперь мне доставляют продукты на дом – замороженные обеды, еду для микроволновки, мороженое… Вино оптом. А также небольшое количество постного мяса и фруктов – на благо Бине. И мне тоже, сказала бы она.
Наши ланчи не имеют отношения к сеансам лечебной гимнастики, – похоже, Бина получает удовольствие от моего общества.
– Я не должна платить тебе за это? – спросила я ее однажды.
– Ты и так готовишь для меня, – ответила она.
Сегодня я кладу ей на тарелку дыню с медом и несколькими полосками сухого бекона.
– Точно необработанный? – спрашивает Бина.
– Точно.
– Благодарю, леди.
Она подносит ко рту ложку с дыней, облизывает мед с губ.
– Я читала статью о том, что пчелы в поисках пыльцы могут улетать за шесть миль от улья.
– Где ты об этом прочитала?
– В «Экономисте».
– О-о, в «Экономисте».
– Разве не удивительно?
– Это наводит тоску. А я не могу даже выйти из дому.
– Статья была не о тебе.
– Похоже, да.
– К тому же пчелы танцуют. Это называется…
– Виляющий танец.
Она разрывает полоску бекона пополам.
– Откуда ты знаешь?
– Когда я была в Оксфорде, в Музее Питта Риверса – это рядом с Музеем естественной истории – проходила выставка, посвященная пчелам.
– О-о, Оксфорд.
– Я помню этот виляющий танец, в основном потому, что мы пытались его повторить. Суетливые, неловкие движения. Очень похоже на то, как я делаю лечебную гимнастику.