– Таблетки, – шепчу я, и мой тихий голос почти не слышен из-за шума душевых струй, словно я разговариваю под водой.
Моя рука чертит на стекле какие-то иероглифы. Я открываю глаза и читаю их. Вновь и вновь я пишу на двери душевой кабинки имя Джейн Рассел.
Он лежит на спине. Я провожу пальцем вдоль дорожки из темных волос, разделяющей его торс от пупка до груди.
– Мне нравится твое тело, – говорю я.
Он со вздохом улыбается.
– Не надо, – просит он, и потом, пока я глажу изгибы его шеи, перечисляет все свои изъяны – это сухая кожа, из-за которой спина у него напоминает плитку терраццо; родинка между лопатками, как эскимос, затерянный во льдах; покоробленный ноготь на большом пальце; шишковатые запястья; крошечный белый шрам, перечеркивающий ноздри.
Я трогаю пальцем шрам. Засовываю мизинец в его ноздрю, он фыркает.
– Как это случилось? – спрашиваю я.
Он накручивает мои волосы на большой палец.
– Это сделал мой кузен.
– Я не знала, что у тебя есть кузен.
– Даже двое. Это был мой кузен Робин. Он поднес к моему носу бритву и сказал, что порежет мне ноздри, чтобы у меня осталась одна. И когда я покачал головой, бритва сделала свое дело.
– Господи.
Он с шумом выдыхает.
– Да уж. Если бы я кивнул в знак согласия, все было бы нормально.
Я улыбаюсь.
– Сколько тебе было лет?
– О, это случилось в прошлый вторник.
Теперь я смеюсь, и он тоже. Я просыпаюсь, и сон утекает как вода. Сон-воспоминание. Я пытаюсь удержать его в ладонях, но он исчезает.
Я прижимаю ладонь ко лбу, силясь прогнать похмелье. Отбрасываю простыни, на пути к комоду скидываю пижаму, смотрю на настенные часы. 10:10. На циферблате вощеные усы. Я проспала двенадцать часов.
Вчерашний день увял, словно пожелтевший, поникший цветок. Домашняя ссора, неприятная, но обыденная – вот что я услышала. На самом деле – подслушала. Не мое это дело. Наверное, Эд прав, думаю я, спускаясь в кабинет.
Конечно прав. Чересчур много стимулирующих факторов, честное слово. Я слишком много сплю, слишком много пью, слишком много думаю. Не так ли я увлеклась Миллерами, когда они вернулись в августе? Они никогда не заходили ко мне, нет, однако я изучала их режим, следила за их перемещениями, маркировала, как акул в дикой природе. Так что дело не в том, что Расселы чрезвычайно мне интересны. Просто они живут чрезвычайно близко.
Естественно, я волнуюсь за Джейн. И особенно за Итана. «Он просто вышел из себя» – должно быть, у отца весьма жестокий характер. Но я не вправе вызвать, к примеру, службу защиты детей – нет формального повода. На данном этапе это, скорее, навредит, чем поможет. Точно знаю.
Звонит мой мобильный.
Это случается не так часто, и я на миг смущаюсь. Я смотрю в окно, подумав, что это птица. В карманах халата телефона нет, звонки раздаются где-то наверху. Я иду в спальню и откапываю его среди простыней, но он успевает умолкнуть.
На экране читаю: «Джулиан Филдинг». Перезваниваю.
– Алло?
– Алло, доктор Филдинг, я пропустила звонок.
– Здравствуйте, Анна.
– Здравствуйте.
У меня гудит голова.
– Я звоню… Минуточку. – Голос пропадает, потом звучит прямо в ухе. – Я в лифте. Хочу узнать, выполняете ли вы мое предписание.
Какое предписание?.. Ах да – лекарства, которые доставили на дом, когда Джейн была у меня.
– В общем, да.
– Хорошо. Надеюсь, вы не обижаетесь на меня за то, что я вас контролирую.
На самом деле обижаюсь.
– Вовсе нет.
– Вы быстро почувствуете эффект.
Ротанговая дорожка на лестнице царапает мне подошвы.
– Быстрый результат.
– Ну я скорее назвал бы это эффектом, чем результатом.
Не писающий в ду́ше – вот кто он такой.
– Буду держать вас в курсе, – заверяю я его, спускаясь в кабинет.
– Последний сеанс меня обеспокоил.
Я молчу.
– Я…
Нет. Не знаю, что сказать.
– Рассчитываю, что эта последняя корректировка препаратов должна помочь.
Я храню молчание.
– Анна?..
– Да. Я тоже на это надеюсь.
Его голос опять пропадает.
– Простите?
В следующую секунду голос его звучит в полную силу.
– Эти таблетки, – говорит он, – нельзя принимать с алкоголем.
В кухне я запиваю пилюли глотком мерло. Конечно, я понимаю обеспокоенность доктора Филдинга. Я знаю, что алкоголь – депрессант, поэтому плохо сочетается с депрессией. Ясное дело. Сама писала об этом в статье «Юношеская депрессия и злоупотребление алкоголем», которая была опубликована в «Журнале педиатрической психологии» (тридцать седьмой том, четвертый номер). Соавтор Уэсли Брилл. Если потребуется, я могу процитировать наши заключения. Как сказал Бернард Шоу, я часто цитирую себя, это придает моим разговорам остроту. Шоу также говорил, что алкоголь – это анестезия, позволяющая перенести операцию под названием «жизнь». Старый добрый Шоу.
Так что перестань, Джулиан, это же не антибиотики. К тому же я мешаю лекарства с алкоголем уже почти год, и посмотри на меня теперь.
Мой ноутбук лежит на кухонном столе в прямоугольнике солнечного света. Я открываю его, вхожу в «Агору», пропускаю через строй двух новобранцев, вступаю в очередные дебаты по поводу лекарств. «Ни одно из них нельзя принимать вместе с алкоголем», – поучаю я. Один раз – только один – бросаю быстрый взгляд на дом Расселов. Итан барабанит по клавиатуре у себя за столом – полагаю, играет или набирает текст, во всяком случае не бродит по Сети, – а в гостиной сидит Алистер с планшетом на коленях. Семья двадцать первого века. Джейн не видно, но это и хорошо. Не мое дело. Чересчур много стимулирующих факторов.