– Папочка, пой, пожалуйста, – попросила Оливия.
Она всегда просила, а не требовала. Необычно для ребенка. Иногда я думаю, что это необычно для любого человека.
Эд откашлялся и запел.
Только когда мы добрались до Зеленых гор, выступающих из земли, как плечи великана, Эд начал оттаивать. Оливия при виде гор замерла.
– Никогда не видела ничего подобного, – с сопением проговорила она, и я подивилась, где она слышала эти слова в таком порядке.
– Тебе нравятся горы? – спросила я.
– Они похожи на измятое одеяло.
– Так и есть.
– На постель великана.
– Постель великана? – переспросил Эд.
– Да – как будто под одеялом спит великан. Вот почему оно все в складках.
– Завтра ты будешь кататься на лыжах по одной из этих гор, – пообещал ей Эд, когда мы входили в крутой поворот. – Мы поедем вверх, вверх, вверх на подъемнике, а потом вниз, вниз, вниз по горе.
– Вверх, вверх, вверх, – повторила она.
– Уловила.
– Вниз, вниз, вниз.
– Снова уловила.
– Эта гора похожа на коня. Вот у него уши.
Оливия указала на два веретенообразных пика вдали. Она была в том возрасте, когда все напоминало ей коня.
Эд улыбнулся.
– Будь у тебя конь, как бы ты его назвала, Лив?
– У нас не будет коня, – вставляю я.
– Я назвала бы его Лисица.
– Лисица – женского рода, – сказал ей Эд.
– Он будет быстрым, как лисица.
Мы задумались.
– Как бы ты назвала коня, мам?
– Не хочешь ли называть меня мамочкой?
– Хорошо.
– Хорошо?
– Хорошо, мамочка.
– Я назвала бы коня… Конь Не Тронь.
Я взглянула на Эда. Ничего.
– Почему? – спросила Оливия.
– Это из песенки, которую пели по телевизору.
– Какой песенки?
– Из старого шоу про говорящую лошадь.
– Говорящую лошадь? – Она сморщила нос. – Это глупо.
– Согласна.
– Папочка, как бы ты назвал коня?
Эд посмотрел в зеркало заднего вида.
– Мне тоже нравится Лисица.
– Ух ты! – выдохнула Оливия.
Я повернулась.
Рядом с дорогой открывалась обширная пропасть, огромная пустая чаша, на дне которой виднелись верхушки хвойных деревьев, просвечивающие сквозь клочья тумана. Мы оказались так близко к краю, что создавалось ощущение парения. Мы вглядывались в этот бездонный колодец.
– Какая тут глубина? – спросила Оливия.
– Большая, – ответила я и повернулась к Эду. – Можно немного помедленнее?
– Помедленнее?
Он чуть сбросил скорость.
– Можно еще медленнее?
– Все в порядке, – сказал он.
– Мне страшно, – пискнула Оливия, поднесла ладошки к глазам, и Эд еще сбавил скорость.
– Не смотри вниз, детка, – сказала я, поворачиваясь к ней. – Смотри на мамочку.
Она глядела на меня широко раскрытыми глазами. Я взяла ее за руку, сжала пальчики.
– Все хорошо, – говорила я. – Просто смотри на мамочку.
Мы забронировали номер за пределами Двух Сосен, в получасе езды от курорта, в «лучшей исторической гостинице Центрального Вермонта», как расписывали на сайте «Фишер армз». Банальное сочетание разнообразных каминов и разукрашенных морозом окон.
Машину поставили на маленькой парковке. С карниза над входной дверью, как клыки, свисали сосульки. В интерьере главенствовал сельский декор Новой Англии: сильно скошенные потолки, мебель в стиле шебби-шик, пылающие камины, без которых не обходится ни один каталог. Администратор, пухлая молодая блондинка, на бейдже которой значилось «Мэри», попросила нас заполнить гостевые карточки, и пока мы занимались этим, она обихаживала стоящие на стойке цветы. Я подумала, а не обратится ли она к нам так: «Народ…»
– Народ, на лыжах кататься приехали?
– Да, – сказала я. – В Блю-Ривер.
– Рада за вас. – Мэри широко улыбнулась Оливии. – Приближается буря.
– Норд-ост? – предположил Эд.
Она одарила его лучезарной улыбкой.
– Норд-ост чаще бывает на побережье, сэр.
Он нахмурился.
– О-о.
– Это просто буря, но сильная. Народ, не забудьте запереть на ночь окна.
Я хотела спросить, почему за неделю до Рождества не закрыты окна, но Мэри вручила мне ключ и пожелала нам приятного вечера.
Мы покатили наши чемоданы по коридору – в «благоустроенном» отеле «Фишер армз» не предполагалось услуг портье – и вошли в наш номер. По обе стороны от камина висели картины с изображением фазанов, на кроватях лежали стопки одеял. Оливия сразу отправилась в туалет, оставив дверь распахнутой, так как она боялась незнакомых ванных комнат.
– Мило, – пробормотала я.
– Лив, – позвал Эд, – как тебе ванная?
– Тут холодно.
– Какую кровать предпочитаешь? – спросил меня Эд.
Во время отпуска мы с ним всегда спали отдельно, чтобы Оливия не залезала к нам в постель и не стесняла нас. Но иногда она все же перебегала от кровати Эда к моей и обратно. Он называл ее Понг, подразумевая игру «Атари», в которой четырехбитный мяч скачет между двумя ракетками.
– Бери ту, что у окна. – Я села на край другой кровати, расстегнула молнию на своем чемодане. – Посмотри, чтобы окно было закрыто.
Эд швырнул свою сумку на матрас. Мы молча принялись распаковывать вещи. За окном в наползающих сумерках колыхалась серо-белая снежная завеса.
Минуту спустя Эд закатал рукав и почесал руку.
– Знаешь… – начал он.
Я повернулась к нему.
Послышался шум воды из туалета, и в комнату, подскакивая, ворвалась Оливия.
– Когда мы поедем на лыжах?
Мы предполагали поужинать расфасованными сэндвичами с арахисовым маслом и джемом, запивая их подходящим соком из пакетов, хотя среди свитеров у меня была припрятана бутылка белого совиньона. К этому времени он был уже комнатной температуры, а Эд любил белое вино «по-настоящему сухим и по-настоящему холодным», о чем он всегда предупреждал официантов. Я позвонила администратору и попросила льда.