Женщина в окне - Страница 67

– …у вас там все в порядке? – волнуется Литл.

– Нормально, – говорю я.

Открываю кран, скидываю халат и, оставшись в футболке и трениках, сую его под струю воды. Пятно от вина пузырится под струей, истекает кровью, тускнеет, становится бледно-розовым. Я сжимаю ткань, и мои пальцы белеют от холодной воды.

– Вы можете подойти к входной двери?

– Да.

Со стиркой покончено. Я вытаскиваю халат из раковины и отжимаю его.

– Хорошо. Оставайтесь там.

Встряхивая халат, я обнаруживаю, что у меня кончились бумажные полотенца – бобина пустая. Я выдвигаю ящик с бельем. И внутри, поверх стопки сложенных салфеток, снова вижу себя.

Не крепко спящую, снятую крупным планом, не утонувшую щекой в подушке, а с сияющим лицом, откинутыми назад волосами, живыми блестящими глазами, – портрет чернилами на бумаге.

«Ловко у тебя получается», – сказала я тогда.

«Оригинал от Джейн Рассел», – усмехнулась она.

А потом подписала рисунок.

Глава 70

Лист бумаги дрожит у меня в руке. Я смотрю на косо поставленную подпись в углу.

А ведь я уже начала во всем сомневаться. Начала сомневаться в существовании Джейн. И все же вот оно – воспоминание о том пропащем вечере. Напоминание. Memento. Memento mori. Помни о смерти.

Помни.

И я помню – помню шахматы и шоколад, помню сигареты, вино, экскурсию по дому. Но больше всего я помню Джейн, такую живую и яркую. Как она хохотала и пила, как наклонялась к окну, чтобы взглянуть на свой дом. «Дом что надо», – бормотала она.

Она здесь была.

– Мы почти приехали, – говорит Литл.

– У меня есть… – Я откашливаюсь. – У меня есть…

Он перебивает меня:

– Мы поворачиваем на…

Но я не слушаю его, потому что в окно вижу, как из двери выходит Итан. Должно быть, все это время он был дома. Я целый час ежеминутно посматривала в ту сторону, переводя взгляд с кухни Расселов на гостиную и на спальню. Не понимаю, как не заметила его.

– Анна?..

Голос Литла еле слышен. Опускаю глаза, вижу телефон у себя в руке, у бедра, вижу распластанный у ног халат. Брякаю телефон на столешницу и кладу рисунок рядом с раковиной. Потом начинаю сильно постукивать по стакану.

– Анна! – снова зовет Литл.

Я игнорирую его.

Стучу по стакану еще сильнее. Итан сейчас свернул на тротуар, направляется к моему дому. Да.

Я знаю, что надо делать. Хватаюсь пальцами за оконную раму. Толкаю изо всех сил. Зажмуриваюсь. И поднимаю ее.

Меня окутывает такой морозный воздух, что сердце замирает. Шумящий в ушах ветер развевает одежду. Холод пронизывает до костей.

Но я все равно пронзительно выкрикиваю его имя. Оно слетает с моего языка и рассекает пространство, как пушечное ядро. Всего два слога:

– И-тан!

Я слышу, как раскалывается тишина. Представляю себе взмывающие в небо стаи птиц, замирающих в недоумении прохожих.

А потом, с последним вздохом, из моих губ вырывается:

– Я знаю.

Я знаю, что твоя мама – та женщина, о которой я говорила, знаю, что она была здесь. Я знаю, ты лжешь.

Я опускаю раму, прислоняюсь лбом к стеклу. Открываю глаза.

Вот он, стоит на тротуаре, ежится от холода, на нем пуховик, который ему великоват, тесные джинсы. Волосы развеваются на ветру. Он смотрит на меня, и перед его лицом клубится пар от дыхания. Я тоже смотрю на него, моя грудь тяжело вздымается, сердце колотится со скоростью девяносто миль в час.

Он качает головой. И шагает дальше.

Глава 71

Я слежу за ним, пока он не исчезает из виду. Я едва дышу, плечи опущены. В кухне очень холодно. Это был мой лучший выстрел, попавший в цель. По крайней мере, Итан не побежал домой.

Но все же. Все же. Детективы будут здесь с минуты на минуту. Так, вот портрет – сквозняком его сдуло на пол. Я наклоняюсь за ним и заодно хватаю влажный халат.

Звонок в дверь. Литл.

Я выпрямляюсь, засовываю телефон в карман, спешу к двери, бью кулаком по кнопке домофона, открываю замок. Смотрю сквозь замерзшее стекло. Появляется тень, которая превращается в фигуру.

Лист бумаги дрожит у меня в руке. Не могу ждать. Тянусь к дверной ручке, поворачиваю ее, толкаю дверь.

Это Итан.

Я в шоке и даже не здороваюсь с ним. Стою с зажатым в пальцах листом бумаги, вода с халата капает мне на ноги.

У Итана покрасневшие от мороза щеки. Ему пора стричься – волосы отросли по самые брови, вьются кольцами на висках. Глаза широко раскрыты.

Мы смотрим друг на друга.

– Знаете, нельзя вот так кричать на меня, – тихо произносит он.

Неожиданно. Недолго думая, говорю:

– Я не знала, как по-другому с тобой связаться.

Капли воды падают мне на ноги, на пол. Я засовываю халат под мышку.

С лестницы в комнату трусит Панч, направляется прямо к Итану.

– Чего вы хотите? – потупившись, спрашивает мальчик.

– Я знаю, что твоя мама была здесь, – выпаливаю я.

Он вздыхает, качает головой:

– Вы… бредите.

Это слово с трудом слетает с его языка, словно ему незнакомо. Не стоит и гадать, где он его слышал. Или о ком так было сказано.

Я в свой черед качаю головой.

– Нет, – говорю я, чувствуя, как мои губы складываются в улыбку. – Нет. Вот что я нашла.

Я держу перед ним портрет.

Он смотрит на него.

В доме царит тишина, нарушаемая лишь слабым шорохом – это Панч трется о джинсы Итана.

Я наблюдаю за ним. Он таращит глаза на рисунок.

– Что это? – недоумевает он.

– Это я.

– Кто это нарисовал?

Наклонив голову, я делаю шаг вперед.

– Можешь прочитать подпись.

Он берет лист. Прищуривается.

– Но…

Мы оба вздрагиваем от сигнала домофона. Разом поворачиваем голову к двери. Панч бросается к дивану.