Лезвие. Нож для писем.
Итан переводит взгляд с моего лица на свою руку и обратно. У меня ком в горле.
– Его я применил на Кэти, – оживленно объясняет он. – Потому что она никак не хотела оставить меня в покое. Я говорил-говорил, просил ее не раз и не два, а она просто… – Качает головой. – Не могла остановиться. – Шмыгает носом. – Вроде вас.
– Но, – хриплю я, – сегодня… ты… – Голос мой замирает.
– Что?
Облизываю губы.
– Ты сказал мне…
– Я много чего говорил вам, чтобы… извините, чтобы вы заткнулись. Простите за невежливость. Вы очень хорошая. Но мне надо было вас угомонить. Чтобы позаботиться кое о чем. – Он беспокойно двигается. – Вы хотели вызвать полицию. А мне нужно было время для… ну, понимаете. Время, чтобы подготовиться.
Замечаю краем глаза какое-то движение – кот вытягивается на кровати. Он смотрит на Итана, жалобно мяукает.
– Этот дикий кот, – говорит Итан. – В детстве мне нравился фильм «Эта дикая кошка»! – Итан улыбается Панчу. – Кстати, похоже, я сломал ему лапу. Мне жаль. – Он размахивает ножом для писем, и лезвие мерцает. – Ваш кот ночью все ходил за мной по дому, и я потерял терпение. К тому же я аллергик, я вам говорил. Не хотелось чиханием вас разбудить. Жаль, вы сейчас не спите.
– Ты действительно приходил сюда ночью?
Он делает шаг в мою сторону, лезвие мерцает в тусклом свете жидким серебром.
– Я прихожу сюда почти каждую ночь.
Чувствую, что у меня перехватывает дыхание.
– Каким образом?
Он вновь улыбается.
– Я взял ключ, когда вы записывали ваш телефонный номер. Я увидел ключ на крючке, когда в первый раз пришел сюда, и потом понял, что вы даже не заметите его отсутствие. Непохоже, что вы им пользуетесь. Я заказал дубликат и потом повесил ключ на место. – Снова улыбка. – Это просто.
Он хихикает, прижав ко рту свободную руку.
– Извините. Мне казалось… Я думал, вы догадались, раз позвали меня сегодня. И не знал, как мне быть. Это было у меня в кармане. – Он снова машет ножом для писем. – Так, на всякий случай. И я изо всех сил вилял и врал. Но вы все это скушали. «У папы плохой характер. О, я так испугался. О-о, мне не разрешают иметь телефон». Вы пороли всякую чепуху. Я уже говорил, вы не великая сердцеведка. Эй! – вдруг восклицает он. – У меня идея: анализируйте меня. Вы ведь хотите узнать о моем детстве? Все хотят узнать о моем детстве.
Я тупо киваю.
– Вам это понравится. Это же мечта, мечта психоаналитика. Кэти, – он с презрением выплевывает это слово, – была ширяльщицей. Шлюха на крэке, и героин в придачу. Героиновая шлюха. Она так и не сказала мне, кто мой отец. Да уж, этой чувихе не стоило рожать. – Он смотрит на нож для писем. – Она начала принимать наркоту, когда мне был год. Так мне сказали родители. Конечно, я почти ничего не помню. То есть мне было пять, когда меня у нее забрали. Но я помню, что часто был голоден. Помню иглы с какой-то дрянью. Помню, ее приятели по поводу и без повода меня поколачивали.
Я молчу.
– Спорю, мой настоящий отец не стал бы этого делать.
Я ничего не говорю.
– Помню, как у одной из ее подруг был передоз. Она умерла прямо у меня на глазах. Это мое первое воспоминание. Мне было четыре.
Опять молчание. Он тихо вздыхает.
– Я совсем отбился от рук. Она то пыталась помочь мне, то начинала воспитывать, но в конце концов совершенно одурела от дряни. Так я попал в систему опеки, и меня взяли мама с папой. – Он пожимает плечами. – Они… угу. Они многое мне дали. – Еще один вздох. – Знаю, что доставлял им уйму беспокойства. Вот почему они забрали меня из школы. А папа потерял работу, потому что я хотел поближе познакомиться с Дженнифер. Он бесился из-за этого, но знаете… – Итан хмурит брови. – В общем, не повезло.
Комната вновь освещается вспышкой молнии. Грохочет гром.
– Ну ладно. Так вот, о Кэти… – Теперь он смотрит в окно, на ту сторону сквера. – Как вы уже знаете, она нашла нас в Бостоне, но мама не разрешала ей поговорить со мной. А потом она разыскала нас в Нью-Йорке, появилась в тот день, когда я был один. Она показала мне медальон с моей фотографией. И я разговаривал с ней, потому что мне было интересно. А больше всего я хотел узнать, кто мой настоящий отец. – Он устремляет взгляд на меня. – Знаете, каково это – спрашивать себя: твой отец такой же никудышный человек, как и мать? И надеяться, что нет. Но Кэти сказала, что это не имеет значения. На ее фотографиях его не было. А фотки у нее были, и всё это чистая правда. Ну… – Он немного смущен. – Ладно, это еще не всё. Помните тот день, когда вы услышали ее крик? Я схватил ее за горло. Не так уж сильно, но к тому времени я уже устал от нее. Просто я хотел, чтобы она ушла. Она совсем свихнулась. Никак не хотела заткнуться. До этого Алистер и не догадывался, что она здесь. Потом-то папа ее предупредил: «Убирайся, пока он не сделал что-нибудь ужасное». Потом позвонили вы, и мне пришлось притвориться, что я напуган, и вы позвонили еще раз, и папа сделал вид, что все у нас нормально… – Итан качает головой. – А эта сука все же на следующий день вернулась. К тому моменту она меня успела разозлить. Сильно разозлить. Мне плевать было на фотки. Плевать на то, что она научилась ходить под парусом или изучала язык глухонемых. И, как я говорил, она ничего не рассказала о моем настоящем отце. Возможно, не могла. Или вообще не знала, кто он. – Итан фыркает. – Значит, так. Она вернулась. Я был в своей комнате и слышал, как она спорит с папой. Я не мог больше этого выносить. Я хотел, чтобы она ушла, мне плевать было на ее душещипательную историю. Я ненавидел ее за то, что она со мной сделала, ненавидел за то, что не говорит про отца. Я хотел, чтобы она исчезла из моей жизни. И я схватил это со стола, – он машет ножом для писем, – спустился, вбежал в комнату и просто… – Он резко выбрасывает руку с ножом. – Это случилось так быстро. Она даже не вскрикнула.