– Да.
Детектив делает один шаг – ноги у него длиннющие, – и вот он уже у раковины. Упирается ладонями в столешницу, изучает дом за сквером. Я разглядываю его спину, загородившую окно. Потом на глаза мне попадается хлам на кофейном столике, и я принимаюсь за уборку.
Литл оборачивается.
– Оставьте все как есть, – говорит он. – И телевизор пусть будет включен. Какой там у вас фильм?
– Старый триллер.
– Вы любите триллеры?
Я нервничаю. Должно быть, заканчивается действие лоразепама.
– Конечно. Почему нельзя убрать со стола?
– Потому что мы хотим в точности понять, что происходило с вами, когда вы видели нападение на соседку.
– Разве не важнее то, что происходило с ней?
Литл игнорирует меня.
– Лучше уберите куда-нибудь кота, – просит он. – Похоже, зверь у вас с характером. Не хочу, чтобы он кого-нибудь исцарапал. – Литл поворачивается к раковине, наполняет стакан водой. – Вот, выпейте. Обезвоживание опасно. Вы перенесли шок.
Он пересекает комнату, подает мне стакан, и в этом жесте сквозит что-то похожее на нежность. Того и гляди погладит меня по щеке.
Я подношу стакан к губам.
Раздается звонок в дверь.
– Со мной мистер Рассел, – зачем-то объявляет детектив Норелли.
У нее тонкий, девичий голос, который плохо вяжется с ее образом стервы на колесах, в глухом свитере и кожаном пальто. Она мельком оглядывает комнату и останавливает пронзительный взор на мне. Не представляется. Она «плохой коп», без сомнения, и я с разочарованием понимаю, что неуклюжие шутки Литла, пожалуй, просто дешевка.
За ней следом входит Алистер, в брюках хаки и джемпере. Мистер Рассел свеж и подтянут, правда, на горле видна красная полоска, как от удавки. Может, она у него там всегда? Он смотрит на меня, улыбается.
– Привет, – говорит он слегка удивленным тоном.
Я такого не ожидала.
Я колеблюсь. Я смущена. Мой организм пока еще реагирует медленно, как двигатель, засоренный сахаром, а сейчас мой сосед озадачил меня своей ухмылкой.
– Как себя чувствуете?
Литл закрывает дверь прихожей за Алистером, подходит ко мне.
Я кручу головой. Да. Нет.
Он поддерживает меня за локоть:
– Давайте отведем вас…
– Мэм, с вами все хорошо? – Норелли хмурится.
Литл вскидывает ладонь:
– Да хорошо, хорошо. Ей дали седативные средства.
У меня горят щеки.
Детектив подводит меня к кухонной нише, сажает за стол – тот самый стол, за которым мы не спеша играли в шахматы с Джейн… Мы говорили о наших детях, она посоветовала мне фотографировать закат. Рассказывала об Алистере и о своем прошлом.
Норелли подходит к кухонному окну, держа в руке телефон.
– Миз Фокс… – начинает она.
– Доктор Фокс, – поправляет ее Литл.
После паузы она произносит:
– Доктор Фокс, со слов детектива Литла я поняла, что вчера вечером вы увидели нечто необычное.
Я мельком смотрю на Алистера, он по-прежнему стоит у двери в прихожую.
– Я видела, как мою соседку ударили ножом.
– Кто ваша соседка? – спрашивает Норелли.
– Джейн Рассел.
– И вы увидели это в окно?
– Да.
– Какое окно?
Я указываю пальцем:
– То.
Норелли поворачивает голову в том же направлении. У нее невыразительные темные глаза. Я наблюдаю, как они сканируют дом Расселов, слева направо, словно она читает строчки какого-то текста.
– Вы видели, кто ударил ножом вашу соседку? – продолжает Норелли, по-прежнему глядя в окно.
– Нет, но я видела, как она истекает кровью, и заметила у нее в груди…
– Что было у нее в груди?
Я ерзаю на стуле.
– Что-то серебристое.
Какое это имеет значение?
– Что-то серебристое?
Я киваю.
Норелли тоже кивает, оборачивается, смотрит на меня, потом переводит взгляд на гостиную.
– Кто был с вами вчера вечером?
– Никто.
– Значит, то, что на столе, – это ваше?
Я снова ерзаю.
– Да.
– Ладно, доктор Фокс. – При этом она глядит на Литла. – Я собираюсь…
– Его жена… – начинаю я и предостерегающе поднимаю руку, видя, что Алистер направляется к нам.
– Погодите минуту. – Норелли делает шаг вперед, кладет свой телефон на стол передо мной. – Я собираюсь дать вам прослушать разговор с диспетчером службы «девять-один-один», куда вы позвонили вчера в половине одиннадцатого.
– Его жена…
– Полагаю, это даст ответ на массу вопросов. – Она ударяет по экрану длинным пальцем, и в уши мне бьет резкий голос по громкой связи:
«„Девять-один-один“. Что…»
Норелли запускает запись, нажимает большим пальцем на клавишу громкости, приглушая звук.
«…у вас случилось?»
«Моя соседка…» Какой визгливый голос! «Ее… ударили ножом. Господи! Помогите ей».
Это я, знаю, – во всяком случае, мои слова, – но не мой голос, я же говорю невнятно.
«Мэм, не спешите». О эта манера растягивать слова! Она даже сейчас бесит меня. «Какой у вас адрес?»
Я гляжу на Алистера, на Литла. Они уставились на телефон Норелли.
А Норелли наблюдает за мной.
«И вы говорите, вашу соседку пырнули ножом?»
«Да. Помогите. Она истекает кровью».
Я морщусь. Слов почти не разобрать.
«Что?»
«Я сказала „помогите“».
Влажный кашель, лепетание. Вот-вот заплачу.
«Помощь сейчас прибудет, мэм. Надо, чтобы вы успокоились. Ваше имя, пожалуйста».
«Анна Фокс».
«Хорошо, Анна. Как зовут вашу соседку?»
«Джейн Рассел. О боже!»
Хрип.
«Вы сейчас с ней?»
«Нет. Она на той… она из дома на той стороне сквера».
Чувствую на себе взгляд Алистера. Отвечаю ему спокойным взглядом.
«Анна, это вы ударили соседку ножом?»
Пауза.
«Что?»