– Я никогда ее не видела. Алистер склонен к раздельному мышлению. – Я говорю как психиатр. Надеюсь, Алекс этого не заметит. – Я бы хотела преподнести его жене небольшой подарок по случаю переезда в Нью-Йорк, но не знаю, что она любит.
Шмыганье.
– Я подумывала о шарфе, правда, не знаю, какие цвета ей нравятся. – Я сглатываю. Звучит неубедительно. – Понимаю, это звучит неубедительно.
– Суть в том, – произносит Алекс упавшим голосом, – что я тоже никогда ее не встречала.
Ну что ж. Может быть, у Алистера действительно раздельное мышление. Какой я хороший психиатр.
– Потому что у него, безусловно, раздельное мышление! – продолжает Алекс. – Это точно.
– О да! – соглашаюсь я.
– Я работала у него почти полгода и ни разу не видела ее. Только их ребенка.
– Итана.
– Да. Милый мальчик. Немного робкий. Вы видели его?
– Очень давно.
– Приятный мальчик. Однажды он зашел к нам в офис, чтобы вместе с отцом поехать на игру «Бостон Брюинз».
– Значит, вы не можете мне ничего рассказать о Джейн? – напоминаю я.
– Нет. О-о, но вы хотели узнать, как она выглядит, да?
– Да.
– Полагаю, в офисе есть ее фотография.
– Фотография?
– У нас стоит коробка с вещами Алистера, которую надо было отослать в Нью-Йорк. Теперь не знаем, что с ней делать. – Шмыгает носом и кашляет. – Пойду посмотрю.
Слышу стук, царапанье, когда Алекс кладет трубку на стол. На этот раз никакого Шопена. Кусаю губы, смотрю в окно. Та женщина сейчас в кухне, что-то ищет в морозилке. На миг перед моим внутренним взором мелькает безумное видение: в морозилке спрятано застывшее тело Джейн, ее яркие глаза заиндевели.
Царапанье трубки.
– Она передо мной, – сообщает Алекс. – Я имею в виду фото.
У меня перехватывает дыхание.
– У нее темные волосы и светлая кожа.
Я перевожу дух. Они обе темноволосые и светлокожие, Джейн и самозванка. Неинформативно. Но про комплекцию спрашивать нельзя.
– Ладно, хорошо, – говорю я. – Что-то еще? Знаете что – вы не могли бы отсканировать фотографию и прислать ее мне?
Пауза. Наблюдаю, как женщина на той стороне сквера закрывает дверцу морозилки и выходит.
– Я дам вам адрес своей электронной почты, – уговариваю я.
Молчание. Затем Алекс произносит:
– По вашим словам, вы друг…
– Алистера. Да.
– Знаете, боюсь, мне не следует никому сообщать эти персональные данные. Попросите об этом его самого. – На этот раз никакого шмыганья. – Вы сказали, вас зовут Алекс?
– Да.
– Алекс, а фамилия?
Я открываю рот, затем нажимаю отбой.
В комнате тишина. Через холл слышно тиканье часов в библиотеке Эда. Я сдерживаю дыхание.
Неужели Алекс сейчас звонит Алистеру? Станет ли она описывать мой голос? Сумеет ли Рассел определить мой домашний номер или номер мобильного? Я таращусь на свой телефон, лежащий на столе, слежу за ним, словно это спящий зверь. С замиранием сердца жду, когда он зашевелится.
Телефон лежит там неподвижно. Немобильный мобильный. Ха-ха.
Сосредоточься.
В кухне капли дождя барабанят в окно. Я наливаю в бокал еще вина. Большой глоток. Мне этого недоставало.
Сосредоточься.
Что нового я узнала? Алистер разграничивал работу и семейную жизнь. Такое поведение может указывать на личность преступника, но этого мало. Далее – он был готов перейти в нью-йоркский филиал своей фирмы, приобрел недвижимость, перевез на юг семью… Но потом что-то пошло не так, и он нигде не бросил якоря.
Что произошло?
Меня знобит. Здесь холодно. Я перемещаюсь к камину, поворачиваю переключатель у решетки. Огненные языки распускаются, словно цветы.
Я плюхаюсь на диван, в подушки, завернувшись в халат. В бокале плещется вино. Не мешало бы постирать халат. И заодно встать под душ.
Засунув руку в карман, я вновь натыкаюсь на карточку Литла. И вновь разжимаю пальцы.
И опять я смотрю на свое отражение в экране телевизора. Кто там утопает в подушках, в этом блеклом халате? Я похожа на призрак. И чувствую себя призраком.
Нет. Сосредоточься. Следующий шаг. Я ставлю стакан на кофейный столик, упираюсь локтями в колени.
И понимаю, что следующего шага не будет. Я не могу доказать существование, в настоящем или прошлом, Джейн, моей Джейн, подлинной Джейн. Еще менее доказуемо ее исчезновение. Или смерть.
Или смерть.
Я думаю об Итане, который оказался в ловушке. «Милый мальчик».
Провожу пальцами по волосам, словно это плуг, вспахивающий поле. Чувствую себя мышью, попавшей в лабиринт. В чистом виде экспериментальная психиатрия – эти крошечные существа, с их глазами-бусинами и веревочными хвостами, мечущиеся от одного тупика к другому. «Давай», – подбадривали мы их, хохоча и заключая пари.
Сейчас я не смеюсь. Я вновь раздумываю: а не поговорить ли мне с Литлом?
Но вместо этого я говорю с Эдом.
– Ну что, немного крыша поехала, бездельница?
Я вздыхаю, шаркаю ногами по ковру в кабинете. Я опустила жалюзи, чтобы та женщина не могла за мной следить. Окно пестрит полосками неяркого света, как будто я в клетке.
– Чувствую себя совершенно бесполезной. Словно я в кинотеатре, фильм окончился, зажегся свет, и все вышли из зала, только я продолжаю сидеть, пытаясь понять, что случилось.
Он фыркает.
– Что? Что тут смешного?
– Просто очень похоже на тебя – живешь как в кино.
– Разве?
– Да.
– Что ж, последнее время моя система координат несколько ограниченна.
– Ладно-ладно.
Я ничего не рассказала о прошедшей ночи. Одна мысль об этом вызывает у меня дрожь. Но остальное разматывается, как нитка со шпульки, – звонок от самозванки, серьга в квартире Дэвида, резак для картона, телефонный разговор с Алекс.